– Спасибо, друг, за стрельбу. И, клянусь Шило-лом, шел бы ты в каюту проспаться. У тебя сегодня был трудный день.
«Какая чушь! ― ужаснулся сам себе Эгин. ― Хорошо, что он меня сейчас не понимает». И вдруг, к огромному своему удивлению, Эгин увидел в глазах ис-числителя проблеск смысла ― чужого, непривычного, но все же смысла ― и тот, разлепив губы, произнес ровным голосом:
– Ты ошибаешься, рах-саванн. Трудный день сегодня был у тебя.
"А ведь он прав, мерзавец, ― думал Эгин, поднимаясь на боевую башенку. ― По-своему прав. Ведь он, исчислитель, просто делал сегодня свою привычную работу, какую ему не раз и не два приходилось выполнять в боях со смегами и в стычках с задиристыми северянами близ дельты Ориса. Самеллан ― тоже. Дотанагела, Йланаф, Знахарь ― они прекрасно знали, на что идут. А я вчера получил по голове, потом ночью на меня обрушились потоки новостей, а сегодня спросонья ― эта огненная мясорубка. А я ведь думал, что подобные сражения гремели только шесть веков назад в Синем Алустрале. Да и то не в действительности, а на страницах всех этих насквозь лживых «Книг Урайна».
Вход на боевую башенку теперь охранялся двумя алебардистами (вполне по Морскому уставу), но Самеллан крикнул им, что Эгина можно пропустить.
Эгин поднялся наверх и здесь, наверху, впервые почувствовал, что ветер крепчает.
– Что вам, рах-саванн? ― спросил Самеллан довольно дружелюбно.
– В первую очередь скажите мне, милостивый гиа-зир, не отрываю ли я вас от исполнения ваших прямых капитанских обязанностей?
Эгин был учтив до тошноты и тем сам себе противен.
Самеллан расхохотался.
– Куда они денутся, эти обязанности? Офицер парусов все прекрасно знает без меня. Он, ― Самеллан ткнул в рулевого, ― тоже понимает, что его дело крутить этот бублик туда-сюда, чтобы корабль шел строго по Персту Севера. Я бы мог сейчас спокойно идти жрать, да только что-то новый ветерок мне не по душе. Хочу посмотреть, к чему идут дела на небесах.
Казалось, что не было сегодня убийственного грохота «молний Аюта», не было отчаянной абордажной бойни, не было Норгвана и его бегства в небытие от карающей десницы Самеллана. Самеллан выглядел свежо, был чисто вымыт и, похоже, успел сделать пару глотков гортело, хотя от него и не пахло. Но как умеют пить иные виртуозы при исполнении служебных обязанностей, Эгин прекрасно представлял, поэтому не сомневался в том, что Самеллан навеселе. Это было ему, в общем-то, на руку.
– Я рад, Самеллан… вы позволите обращаться к вам по имени?
– Никаких вопросов, Эгин! ― Самеллан развел руки в радушном жесте.
– В таком случае, мне бы хотелось удовлетворить свое непраздное любопытство по поводу Норгвана.
Самеллан заметно помрачнел и многозначительно оглянулся на рулевого.
– Знаете, Эгин… ― протянул он. ― Если бы я не был уверен в том, что вы вполне порядочный человек, отягощенный своими служебными предрассудками и искренними заблуждениями, я бы, пожалуй, предложил бы вам высосать знание о Норгване из обломков его паршивого панциря. Но поскольку вы явно облечены доверием уважаемого пар-арценца и не праздновали труса в сегодняшней битве, я готов ответить на любые ваши вопросы. Кроме личных, разумеется.
Говоря так, Самеллан начал спускаться с башенки. Он явно хотел поговорить без свидетелей.
Прямодушие Самеллана вызвало в Эгине неожиданный прилив симпатии.
– Благодарю за доверие, Самеллан, ― бросил Эгин в могучую спину капитана и последовал за ним.
Они стояли на корме, глядя, как медленно, но неумолимо набухают тяжелые тучи на юго-западе. Это было жуткое зрелище ― жаркое, слепящее солнце над головами и верхняя кромка туч, горящая расплавленным золотом, которое медленно перетекает в густую фиолетовую темноту.
Эгин молчал. Теперь он знал многое, но не все. Сыпать словами на ветер не хотелось. Ему нужно было обдумать вопросы. Вопросов должно было быть мало, а ответов ― много.
Самеллан был родом из Аюта ― загадочного южного соседа Варана. Ают не имел почти никаких контактов с внешним миром. Только торговля. Очень ограниченная торговля лучшим вином во всем Круге Земель. За вино аютские государственные купцы и купчихи (о да, женщины Аюта имели там едва ли не больше прав, чем мужчины) просили всегда одно и то же ― оружие. Хорошее оружие! Больше хорошего оружия! Ласарская сталь? Нет? Тогда можешь засунуть свой клинок в свою тухлую задницу! Приблизительно так общались выходцы из Аюта со своими торговыми партнерами. Их ненавидели, но почти никогда не трогали. Потому что аютское вино ― настоящее аютское вино, разумеется, а не те варварские подделки, которыми полнился Круг Земель по обе стороны Хелтанских гор, ― это вино пьянило, не опьяняя. Самые неприступные красавицы, опорожнив кубок «зимнего аютского», могли пасть в объятия своего пажа по первому щелчку его пальцев. Мужчина, выпив аютского, становился неукротим в любовных схватках и неистов в сече. И голова наутро после аютского оставалась чиста, как холодные небеса над Северной Лезой, где лето не знает ни дождей, ни глухих ночей. Кроме винодельческих секретов, в Аюте около ста лет назад был открыт еще и секрет огнетворительного зелья. Там же были созданы первые, крайне несовершенные «молнии», которые, невзирая на все их несовершенство, оберегались как зеница ока, и лазутчикам из Опоры Вещей, равно как многомудрым северянам и многохитрым южанам, никак не удавалось подступиться к нему на протяжении восьмидесяти лет.
И вот тогда появился Норгван. Двадцать лет назад он был сравнительно молодым и сравнительно бесталанным эрм-саванном Опоры Вещей, которого в один прекрасный день озарило очень простое, но от этого не становящееся менее гениальным открытие. Если секрет огнетворительного зелья и «молний» не удается выкрасть, значит, надо сделать так, чтобы люди Аюта сами вверили его в руки бдительных аррумов Свода Равновесия.