Люби и властвуй - Страница 122

122

– Эгин, поторапливайся, ― бросил Норо окс Шин через плечо, невесть каким пятым, шестым или сотым чувством определивший, что Эгин пялится ему в спину, позабыв о Скорпионе.

Разозленный своим бессилием, Эгин всерьез подумал о том, что если подскочит сейчас к Норо сзади (ведь ноги его, к счастью, остались несвязанными) и изо всех сил даст гнорру пинка, то тот, возможно, упадет вниз с огромной высоты своего кабинета, словно мешок с отрубями. Но тут же всерьез отказался от этой затеи. В такие решительные моменты нельзя уповать на мальчишеское везение.

Лагхе хватило последних крупиц самообладания, чтобы не броситься под ноги Сиятельному князю, опрокидывая того на себя сверху (как он уже поступил не так давно с пар-арценцем Опоры Безгласых Тварей во время штурма Хоц-Дзанга) и тем самым оттягивая свою неминуемую гибель под градом стрел и под сапогами морских пехотинцев. Лагха остался стоять, он даже немного приосанился и нашел в себе силы улыбнуться.

– На это? ― Лагха кивнул на прядь, которую держали пальцы Хорта окс Тамая прямо перед его носом, словно бы демонстрируя некую редчайшую, фантастической красоты бабочку. ― А что вы скажете на это, князь?

Если на правой руке гнорра по моде Южных Домов Алустрала был мужской наруч, то на левой ― веер с изящной ручкой в форме изогнутой лебединой шеи. Веер крепился к запястью шелковым шнурком, завязанным со щегольской небрежностью и выпроставшим наружу распушенные концы. Правая рука гнорра, подобно молнии, метнулась к этой шелковой опушке, вырвала клок волокон и под звон подвесок взметнулась к лицу Хорта окс Тамая. Сиятельный князь чуть отшатнулся, он был испуган резкими движениями гнорра, и его гортань уже была готова проорать роковое: «Стреляйте!!!». Но изумление пересилило испуг. В пальцах гнорра теперь тоже была прядь волос Овель.

– Не бойтесь, князь, потрогайте.

Хорт окс Тамай несмело коснулся второй, поддельной пряди. Она несла След Овель. Ее ― и ничей больше. О Шилол!

– Поэтому я называю себя гнорром, князь, ― с достоинством заметил Лагха, сердце которого бешено клотилось, но речь была уверенной и неспешной. ― Я могу в одно неделимое мгновение времени изменить шелк, сделав его прядью волос Овель. И тот мерзавец, который засел в Своде Равновесия, назвавшись гнор-ром, тоже это может. Да и ты сам, пожалуй, смог бы, князь, ибо для человека, направляющего пути фигур лама, это немногим труднее, чем поставить «башню» из пяти «шипастых окуней» на «доме мурены».

Прежде чем Сиятельный князь успел что-либо ответить, офицер, доставивший прядь на пристань, выкрикнул:

– Не верьте ему, князь! Я лично вел дело Овель, и я…

Офицер не договорил, потому что веер, мгновенно растерявший все перья и преобразившийся в стилет, вонзился ему в горло.

Лагха Коалара сорвал свой шлем и отшвырнул его в сторону. Он ожидал смерти в любое мгновение.

– Князь! Ваши люди не должны стрелять! ― в голосе Лагхи смешались в удивительное варево предостерегающий выкрик, властный приказ, отчаянная мольба.

Тело офицера упало прямо под ноги Сиятельному князю, но Хорт не видел его. Перед его глазами билось огненными пиявками только одно слово: «Стрелять! Стрелять! Стрелять!» Сегодня утром новый гнорр дал ему этот шлем, сказав, что он сделает его неуязвимым на переговорах, сказав, что он поможет ему во всем. В этом проклятом шлеме все время гудела голова и чесалась плешь. А теперь шлем приказывал Сиятельному князю отдать самоубийственный приказ. Приказывал волею Норо окс Шина, который находился в двух лигах от них, на вершине раскрывшегося купола Свода Равновесия. Но что-то в глубине сознания Сиятельного князя все еще противилось этому страшному приказу, противилось вопреки магическому искусству Норо, и это «что-то» передалось ему от истинной пряди волос Овель, которую он действительно любил. Этого Норо учесть никак не мог, ибо отраженные лишены любви так же, как простые смертные ― представлений о хум-меровых безднах и неисповедимых путях Великой Ма-1ери Тайа-Ароан.

Лагха Коалара понял, что Хорт окс Тамай сейчас не слышит его, что Сиятельный князь вошел в странный столбняк сродни тому, в который входят сильные, когда используют отводящую магию. И тогда Лагха Коалара обнял Сиятельного князя, как блудный сын ― строгого, но любящего отца.

Знак, поданный гнорром, был понят на кораблях «Голубого Лосося». Тотчас же в воду полетело оружие, стрелки с удовольствием опустили натянутые луки, вверх поползли штандарты рода Тамаев. На кораблях Флота Открытого Моря, на крышах домов, в рядах княжеской гвардии взирали на это представление настороженно, но не без одобрения. Если что ― можно будет перебить этих безумцев совершенно безнаказанно. Если что? ― никто не знал, ибо гнорр и князь продолжали стоять совершенно неподвижно, Лагха обнимал Хорта, прижавшись губами к срезу его шлема близ ухн, и никто не слышал его шепота, никто не видел, чтобы Сиятельный князь подавал хоть какие признаки ЖИЗНИ.

«Услышь меня, услышь меня, потомок неистового Гпассы окс Тамая, пусть твоя кровь вспомнит нашу общую войну, пусть вспомнит Кальта Лозоходца, пусть поверит ему…» ― это и много иного шептали уста Лпгхи в те короткие, но столь бесконечно длинные мгновения, когда решалась судьба Пиннарина и всего Баранского княжества.

Ему помогло его же собственное нетерпение. Или, по крайней мере, так ему хотелось думать. Когда его мозг уже обессилел от попыток прорваться по ту сторону себя самого, когда перед его мысленным взором поползли зеленые черви и стали разбегаться разноцветные круги, Эгин сказал самому себе: «Хватит! Будь что будет!» и был уже готов вернуться в кабинет гнор-ра, как вдруг… увидел собственные клешни, украшенные поддельными сапфирами, собственные ноги, бывшие некогда гардами столовых кинжалов. Почувство-. вал, как приятно хрустит каждое его сочленение и как его хвост, увенчанный смертоносным жалом, наливается тяжестью грядущих свершений.

122