Ослабевший от непривычно долгого поединка псарь занес руку с мечом слишком далеко. Замах вышел нелепым, корявым и гибельным. Эгин не замедлил воспользоваться этим промахом ― минуту спустя псарь глотнул отбросов, судорожно пытаясь удержать жизнь, стремительно покидавшую его сквозь порванный шейный сосуд.
«Ну что Ж, теперь поединок можно назвать честным. Один на один», ― с удовлетворением подумал Эгин, отгоняя Прочь усталость. Как вдруг раздался испуганный голос Овель:
– Атен! Атен! Там еще, посмотри!
Отойдя на безопасное расстояние от своего последнего врага, чьи волосы были настолькомокры от пота, будто он только что покинул купальню, Эгин обернулся.
С другой стороны, со спины к ним приближались еще трое. С двумя такими же черными псами, у которых вместо ушей ― едва заметные лоскутки, а с языков капает липкая обильная слюна. Они неспешно шлепали по воде, стремясь поспеть к развязке действа. Словно бы в охоте на утку.
– Ха! А вот и Овель! Цела и невредима! ― с наигранным удивлением всплеснул руками очередной командир.
– Это ты, что ли, наших поперебил? ― спросил псарь, с интересом оглядывая Эгина, знаков отличия которого уже было не разглядеть ― так он измазался дерьмом и грязью.
– А ты что, последний боец? ― заржал третий, обращаясь, правда, не к Эгину, а к его противнику, молившему всех известных ему богов о спасении несколькими минутами раньше, а теперь возносившему всем богам по очереди благодарственные и хвалебные молитвы.
Эгин быстро оценил обстановку, которая, к сожалению, теперь была очень И очень не в его пользу. Он обессилен. Он слегка ранен. Их трое, они свежи, а также свежи их замечательные псины. Кто знает, пройдет ли у Овель тот же номер, что прошел в прошлый раз? Это означало, что в нем должен вновь воскреснуть дипломат, лицедей, наглец и… и… офицер Свода Равновесия, наконец.
– Я, милостивые гиазиры, ― подтвердил Эгин. ― Эта девущка ― преступница, которой давно интересуется Свод Равновесия. Ее судьба поручена мне. Если у вас хватит наглости пойти против Свода и сразиться со мной, знайте. Мне не составит большого труда одержать победу. Но даже если судьба будет на вашей стороне, никто из вас не проживет дольше завтрашнего вечера. Ибо в моем лице каждый из вас будет сражаться со всеми моими коллегами.
Эгин замолчал. Гости начали переговоры друг с другом, явно удивленные таким оборотом дела. Эгин даже не взглянул на Овель ― он и так был уверен, что глаза у девушки сейчас больше, чем блюдца, на которых в благородных домах подают холодный десерт. Для нее это тоже сюрприз ― вдруг оказаться персоной, которой интересуется, пусть и на словах, офицер Свода Равновесия. Пусть ломают головы! Эгин набрал в легкие воздуха и прислонился к стене. Вот о чем он в тот момент не думал, так это о жуткой вони, которой, казалось, было напоено все вокруг, включая луну и безразличные к происходящему звезды.
Свод Равновесия ― это государство в государстве. Свод подчиняется гнорру. Гнорр ― Сиятельному князю. И более никому. Любой варанец впитывал эти нехитрые истины с молоком матери. И эти молодцы с псами тоже, конечно, впитали, Хуммер их раздери.
Разумеется, решившись на такую чудовищную ложь, Эгин совершал должностное преступление. Ни много ни мало. Во-первых, он открылся людям, о которых толком не знает ни кто они такие, ни зачем им эта девочка. Во-вторых, он сделал это ради особы женского пола, случайно встреченной им после дружеской попойки, стало быть, будучи нетрезвым. Ради нее он солгал, объявив ее преступницей, а себя ― следователем. А в-третьих, а также и в-четвертых, и в-пятых, сейчас ему придется совершить еще более тяжкое преступление ― представить этим ублюдкам доказательства, если они не поверят ему на слово. Причем в отсутствие удостоверяющего жетона ― Внешней Секиры, которой он щеголял давеча перед Гастрогом и которая сейчас преспокойно полеживает у его ложа на ореховом столике о трех ножках, в отсутствие этого вот самого жетона, факт предъявления самого веского "из возможных доказательств ― Внутренней Секиры ― не может остаться незамеченным начальством. А именно ― Норо оке Шином.
Они, конечно же, не поверили.
– А чем докажешь, офицер? ― соединив в этой фразе наглость и опасливый подхалимаж, спросил, как ни странно, его последний, уцелевший таки противник.
Разумеется, все это время его мучил вопрос, почему этот странный псевдочиновник Иноземного Дома не воспользовался своей подавляющей и наводящей страх привилегией сразу, пока его товарищи и псы еще были целы и невредимы. Да и что тут странного ― откуда этим уголовникам знать, что и как в Своде Равновесия.
– Вот именно! Кто его знает, может, ты гониво гонишь, а, дружок? ― подтвердил псарь, почесывая псину за ухом.
Что ж, это не было для Эгина неожиданностью. На изумленных глазах наблюдателей Эгин отер меч о платье. Затем, слегка наклонившись к своему правому плечу, аккуратно взрезал рукав платья. Затем очистил от смердящего тряпья кожу ― рукав полетел под ноги, и Эгин стал выглядеть отчасти балаганным шутом. А затем произошло нечто совсем странное и никем из присутствующих ― в том числе и самим Эгином ― доселе невиданное.
Эгин, не изменившись в лице, взрезал сначала кожу, затем мышцу. Затем все тем же острием клинка раздвинул кровоточащие ткани в обе стороны. Все это заняло не более трех минут. Можно было бы даже предположить, что в технике обнажения перед всякими безродными идиотами Внутренней Секиры Свода Эгин тренировался, по меньшей мере, месяц кряду. Кровь стекала к локтю ― бросив на Овель беглый взгляд, Эгин обнаружил, что та зажмурилась. И вот Внутренняя Секира показалась на свет, источая некое бледное, но все же весьма заметное в ночи сияние.