Люби и властвуй - Страница 69

К оглавлению

69

Глава двенадцатая
СВЕЛ НАРОДА СМЕГОВ

В бытность свою добродетельным офицером Свода Равновесия Эгин полагал время предвечным, равномерным и неделимым. Да, благородный Вальх учил его, что мгновение проблеска вражеской стали перед глазами весит больше и длится дольше, чем год умиротворенной жизни на Южном Взморье. Да, Вальх наставлял Эгина, что время властно лишь над глупцами, а мудрые сами лепят из него то, что желают, и наполняют эти немыслимые сосуды такими винами бытия, какие и не снились разжиревшим и ослепшим от взаимной ярости владыкам Круга Земель.

Но слова Вальха оставались для Эгина лишь словами, проблеск вражеской стали перед глазами длился для его рассудка лишь одно невесомое мгновение, а «вина бытия» служили им, молоденьким рекрутам в грубых холщовых рубахах, лишь предметом грубого осмеяния в редкие часы отдыха. Какие, милостивые гиа-зиры, «вина бытия», когда в Четвертом Поместье, как скромно именовалась их закрытая школа офицеров Свода, младшие воспитанники никогда не видали даже ячменного пива? В общем, юному Эгину было совершенно наплевать на болтовню о времени. Время ― это месяцы, дни, время ― это удары сердца в рукопашном бою и горячее дыхание над затаившейся в предощущении конечного наслаждения Вербелиной. И все.

И только сейчас, будучи узником Тары, Эгин начал понимать вес и цену времени. Только сейчас, когда время словно бы растворилось под пологом густых и жарких туманов, заволакивающих долину Хоц-Дзанга, расползлось по кривым улочкам главного селения смегов (которое у Эгина язык не поворачивался назвать городом!), запуталось в сонных днях и горячечных ночах.

С момента первой любовной схватки с Тарой прошло шесть дней, и Эгин знал это. Но если бы старый Вальх сейчас явился к нему и спросил, сколько времени Эгин пребывает в Хоц-Дзанге, тот мог бы только молча поцеловать сухощавую и неимоверно сильную руку наставника. И это было бы единственно правильным ответом.


Эгин не знал, что ему нравится больше ― любить Тару или говорить с ней. Кажется, первое было бессмысленно без второго едва ли не в большей степени, чем второе без первого.

На следующий же день после прибытия в Хоц-Дзанг Эгин узнал от Тары истинную историю народа смегов, которая, как и все прочие истории, подавалась в Варане исключительно через кривые зеркала лжи.

Настоящие смеги ― желтоволосые, крупнозубые и, откровенно говоря, исключительно дикие ― жили на Циноре с незапамятных времен. По крайней мере, как со смешком заметила Тара, никакого Свода Равновесия тогда еще не было даже в самых смелых мечтаниях, да и быть, конечно, не могло. Смеги пиратствовали на море Фахо, иногда ловили рыбу и уж совсем редко ударялись в разведение коз и длинноногих кур. «Столь тощих, что сквозь них просвечивает полуденное солнце», ― припомнил Эгин из «Земель и народов». «Вот именно», ― кивнула Тара.

Варан, Ре-Тар и Харренский Союз время от времени пытались привести смегов к смирению и кротости. И даже тогда, задолго до появления Говорящих Хоц-Дзанга, эти попытки были совершенно тщетными. Потом, незадолго до начала войны Третьего Вздоха Хуммера, между смегами произошла внутренняя распря, и лучшие из них были вынуждены бежать вверх по Орису в неприютные болота на южном берегу Киада и осели там, назвавшись паттами. Патты построили цитадель Хоц-Але, и, поскольку их тогдашние соседи ― гервериты и грюты ― очень не любили лазить по болотам, вполне сносно прожили там вплоть до прихода Элиена Ласарского, которого она, Тара, больше привыкла называть запросто ― звезднорожденный.

Смеги же накануне войны Третьего Вздоха Хуммера весьма успешно отразили очередную карательную экспедицию варанцев (в которой, кстати, участвовали и Элиен, и будущий Сиятельный князь Шет оке Ла-гин), вслед за чем их на семь лет оставили в покое. Более того, когда Элиен Ласарский воцарился над паттами, приняв титул свела, смеги были уверены, что теперь-то уж их покой продлится очень и очень долго. Дело в том, что Шет оке Лагин, ставший Сиятельным князем Варана вскоре после возвращения из плена, приходился Элиену, скажем так, братом, а в действительности ― даже несколько более чем братом в расхожем смысле этого слова. Выходило, что если Шет начнет войну против смегов, он тем самым оскорбит своего брата, который правит их ближайшими родичами. И никакие соображения о том, что патты смотрят на смегов искоса, тут в расчет приниматься, конечно, не будут.

Но Шет оке Лагин, змеиная кровь, был на этот счет совершенно иного мнения. Великолепный и ужасный, перепоясанный Когтем Хуммера, вооруженный страшными Словами и Знаками, он пришел на Цинор, и вместе с ним пришли десятки тысяч варанских воинов.

И варанцы во главе с Шетом истребили смегов. Всех. Или почти всех ― это не важно, ибо уцелевшие нашли свою смерть в рабстве. Хоц-Дзанг, неприступная твердыня смегов, был срыт до основания, и его нетленные руины, которые Эгин может видеть, выйдя на окраину города, ― следствие удивительных преображений естества мира, которые происходили в дальнейшем.

Итак, желтоволосые и крепкозубые смеги были истреблены. Случилось это очень давно. Шесть с половиной веков назад. И без того дикий и неприютный Цинор опустел окончательно.

Варанцы заложили здесь сторожевые крепости, оставили несколько тысяч престарелых и увечных пехотинцев, вслед за чем весь варанский флот был брошен Шетом оке Лагином в Синий Алустрал, где и нашел свою погибель. Ярость Вод Алустрала сполна отомстила за истребление смегов.

Но на этом не закончились судьбоносные события тех удивительных и далеких лет. Шет оке Лагин вернулся из Синего Алустрала преобразившимся. Казалось, его подменили. «В сущности, так оно и было», ― туманно заметила Тара, но Эгин пропустил эту двусмысленность мимо ушей.

69